Ян Костов - сирота из одного из многочисленных болгарских интернатов для сложных и брошенных детей. Кинули у порога и всё, концы в воду, никаких следов родителей неизвестного младенца. Имя выдала одна из сиделок, как-то ж надо называть этого подкидыша с не по возрасту упрямым взглядом.

Интернаты, правда, пришлось с возрастом сменить пару-тройку раз. У Яна характер оказался весьма скверным. Вроде, рос сначала обманчиво тихим с цепким взглядом карих глаз откуда-то из угла комнаты, а потом - бах! - и вот уже надо разнимать дерущихся мальчишек, зашивать кому-то рассеченную бровь, вправлять плечо и так далее. Сиделки вздрагивали от того, как ярко, словно тратил, пацан взрывался эмоциями, потом снова затихал и тут оставалось лишь молиться, чтоб это временное затишье не вылилось во что-то, что потом встанет в копеечку или в заполненное доверху кровавой марлей мусорное ведро в кабинете медсестры. Этого бойкого подкидыша не смущали наказания, ссадины, шрамы и переломы, не смущало и то, что в какой-то момент его отправляли в другой детдом, потому что сил на то, чтоб управляться с его нравом, уже просто не оставалось.

В очередном интернате на пробивного Яна нашелся непробиваемый и чопорный Густав - один из воспитателей, который наконец решил взяться на хоть какое-то укрощение неугомонного пацана. Свои плоды это, конечно, принесло, Ян стал куда менее взрывным, точнее, время от поджигания фитиля до взрыва увеличилось с нескольких секунд до нескольких десятков, так что у плохо подумавших задир, которые поздно осознали, на кого вообще полезли, даже появлялся шанс остаться с целым носом. А еще Густав, помимо базовых уроков, приобщил своего подопечного к тяжелому физическому труду, что определенно помогало куда-то девать бурлящую внутри энергию зачастую деструктивного характера. Мальчишка был крепким, сильным, высоким, от него было много толку, и с помощью в создании пристройки для дома, и с приемкой продуктов, и с тем, чтоб подвинуть мебель, пока Анна пылесосит общие пространства дома.

Всё даже стало в какой-то степени спокойно, пока в один из дней на пороге Дома не оказался странного вида человек, который молча прошел напрямую в кабинет директора, так же молча осмотрел всех подсознательно замолкших сирот, которых выстроили на первом этаже, а после, ничего не сказав, ушел, оставив после себя странное ощущение внутри. Будто что-то должно вот-вот измениться. Это вот-вот тянулось и тянулось, как гребанная жвачка, и так прошло почти два года. И вот, в какой-то из дней, в комнату к Яну зашел его наставник и кинул на край стола документы с пометкой о переводе. Вот только не в очередной детдом, да и не положено уже было (Костову вот-вот должно было стукнуть 18), а в... Академию.  Какого, простите, черта?