Сирил родился в городе Лейтон, штат Юта, там же прожил большую часть своей жизни. Члены его семьи были и остаются последователями Церкви Святых последних дней, а отец, Дункан Чейз, по сей день занимает высокий сан как священнослужитель.

Самые ранние воспоминания Сирила начинаются с совместных молитв за столом, с рассказов отца о Джозефе Смите, с тихого присутствия матери и участливого — старшей сестры Каталины. С самого начала своей осознанной жизни Сирил усвоил, что отец строг и перечить ему совершенно не стоит. На мать положиться тоже было довольно сложно — она вечно пребывала в жесточайшем напряжении из-за отца и собственных представлений об идеальной семье. Как и положено мормонам, она желала иметь как можно больше отпрысков. В материнстве она видела своё истинное предназначение и служение богу, но воспроизвести на свет достаточное в её понимании количество потомков у неё не выходило. Два выкидыша перед рождением Каталины и два мертворожденных перед появлением Сирила превратили Сьюзен Чейз в изнемождённую и крайне нервную женщину. Ещё большим ударом послужило известие, что детей Сьюзен иметь больше не сможет, после рождения Сирила. Наложите эти обстоятельства на тираничного мужа и обязанности воспитывать детей и полностью вести быт, и вы поймёте состояние Сьюзен.

По правде сказать, свободно Сирил чувствовал себя только в присутствии старшей сестры. Именно от неё он получил хоть какую-то долю любви, именно с ней обсуждал все свои проблемы и ей восторженно пересказывал всё, что ему нравится. От матери часто слышались упрёки по самым малейшим поводам, а обязательные занятия по фортепиано с ней же каждый раз превращались в сущую ругань и ор с её стороны. От отца же добиться положительной оценки было, судя по всему, и вовсе невозможно.

Сирил всё своё детство пытался, очень честно пытался соответствовать огромному списку требований. Он хорошо и усердно учился, он читал Библию и другие священные тексты вместе с отцом, он помогал по дому по первому требованию матери и в храме — уже по требованиям отца. Он усердно искал способы, которые приведут его хотя бы к улыбке от родителей.

Но чем старше он становился, тем яснее понимал, что это совершенно бесполезное дело. Сколько бы он ни старался, сколько сил бы ни вкладывал, этого всегда оказывалось недостаточно. Иронично, но окружающие были уверены, что Чейзы — образцовая мормонская семья, счастливая и гармоничная.

В двенадцать лет он впервые дошёл до состояния такого величайшего внутреннего напряжения, которое буквально вынудило его полоснуть по запястью канцелярским ножом. И тогда Сирил почувствовал, как из него вместе с болью и кровью выходит душевный гной. Тогда Сирил ощутил небывалое облегчение. И эта губительная неправильная практика закрепилась в его поведении на долгие годы вперёд. Ни разговоры с сестрой, ни первые исповеди не приносили подобного удовлетворения. Только боль.

Дома его ждал только тотальный контроль. Обязывалось рассказывать, куда, с кем и насколько он уходит из дома, подробные сведения о всех приятелях (с девочками запрещалось водить дружбу), показывать все домашние задания. Доходило до того, что Сирилу нужно было даже отчитываться о том, какие приложения он установил на свой новенький смартфон. Всё вредоносное (по мнению родителей) удалялось. Так Сирил долгое время не был знаком со множеством мессенджеров и соц.сетей.

Отец не чурался и насилия, если домочадцы вели себя неподобающим образом. Так периодически доставалось матери, что невероятно злило и пугало Сирила, чуть позже начало прилетать Каталине, которая вошла в самый эпицентр подросткового кризиса, а спустя пару лет начал серьёзно получать и самый младший из семьи. Однажды, когда Сирилу минуло четырнадцать лет, он поцеловался с девочкой, с которой ходил на несколько предметов в школе. Она невероятно нравилась ему, и похоже, что он тоже был ей симпатичен. Нравилась настолько, что Сирил рискнул и пошёл против семейных установок. Удивительное дело, этот факт дошёл до его семьи очень споро. Тем же вечером Дункан избил Сирила. Он бил всерьёз и так, чтобы не осталось заметных следов, в основном по корпусу, и шипел о том, что выбьет из сына любую мысль о прелюбодеянии. Похоже, девочке тоже досталось, потому что впоследствии она избегала Сирила, даже не смотрела в его сторону.

Сирил не помнит точно, в какой момент он начал сомневаться в боге. В какой-то момент что-то сломалось у него в голове. Он не понимал, как господь может допустить для человека настолько безрадостную, полную страха и подчинения, жизнь. Как может допустить к проповедям человека холодного и жестокого, совершенного далёкого от добродетели любви. И убедить себя, что все эти испытания приведут к святости, у Сирила больше не получалось. Он хотел лишь избавления от страданий и уже на полном серьёзе подумывал о лишении жизни. К этому моменту его предплечья уже пестрели белёсыми шрамами.

Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько одиноким. В душе освободилось огромное пространство, ранее занимаемое верой, и оно сквозило пустотой и требовало заполнения.

В момент наибольших сомнений и выбора Сирила, куда двигаться после завершения школы и стоит ли вообще куда-либо двигаться, к нему прибыла Инквизиция и рассказала о том, что он, на секундочку, ведьмак. По идее, тот самый презираемый духовенством дьявольское отродье, которого раньше вообще сожгли бы. Сирил поверил, только после очень долгого объяснения — всё-таки догматы церкви вбили в него очень крепко.

А когда наконец поверил — согласился. Понял, что это его выход, его новое начало. И попросил, чтобы родителям скормили сказочку про самый обычный колледж.

И вот он здесь, в Академии. Скрупулёзно и вдумчиво изучает всё, что может предложить ему учебная программа. Знания о Потоке потихоньку проникают в дыру в душе, а магия начинает заполнять пустоту. Сирилу нравится быть ведьмаком, путь он и не признаётся себе в этом до конца, пусть часть него даже спустя несколько лет вопит о погрязании в грехе. Сирил впервые чувствует, что будущее не безрадостно.